Вечером 17 июля, в день финисажа выставки «Люди/People», мы подошли к Кате-Анне спросить про наши «Фабричные мастерские», про качество организации и сопровождения выставки, про полноту реализации ее идей на площадке ЦТИ «Фабрика». Перешли непосредственно к обсуждению самого проекта, появились новые вопросы, и разговор «о делах» вдруг стал проникновенно личным и глубоким. Мы решили опубликовать краткую версию получившего интервью.
Беседу вели: директор ЦТИ «Фабрика» Ася Филиппова и внештатный корреспондент ЦТИ «Фабрика» Надежда Лялина.
Ася Филиппова: Как появилась и развивалась идея выставки «Люди/People»?
Около 5 лет я работала над этим проектом. В итоге получилась серия холстов, две видеоработы и объект из гипсовых слепков. Во многом выставка обращена к моему отцу. Отец стал для меня начальным импульсом для размышлений и переживаний. На картинах вы увидите его руки, лицо, его самого в полный рост.
Сейчас у него этап предстояния перед уходом Туда. Я это остро чувствую. Он сам тоже художник, и он открыт: у него нет страха перед смертью. Сейчас с ним уже трудно о чем-либо разговаривать, но раньше мы затрагивали эти темы, и они его не пугали, и меня они не пугают, потому что я считаю, что смерти нет. Моя выставка во многом как раз об этом – о том, что смерти нет, что мы все где-то в другом месте обязательно увидимся. Но терять близких, конечно, больно.
Ася Филиппова: Почему Вы обращаетесь к теме ухода, старения?
Пожилые люди очень интересны, «самое прекрасное в человеке копится медленно, и, если удается накопить его хоть к старости, оно награждает за все потери», как говорил Григорий Померанц.
Я пытаюсь уловить, что это за процесс – увядание, старение. Это работа многих лет, зим, весен, осеней и закатов. Человек физически многое теряет, но, по мере того как изменяется его тело, в его лице может появиться особая значительность, осмысленность. Когда мы молодые, нам легко управлять своим телом, мы сильные. А потом куда-то все уходит, человек не может руку поднять, не может сесть, лечь, он физически будто превращается в ребенка. На одной картине я рисую папу спящего, в позе эмбриона, на фоне — легкие и сердце, которые по форме напоминают цветы или бабочку. И это снова отсылает нас к мыслям о бесконечности жизни.
Надежда Лялина: Визуально проект «Люди» складывается из множества портретов.
Да, портрет для меня очень важен. Потому что на лице отражается вся жизнь человека, все, что он сделал. Оскар Уайльд развил эту тему в «Портрете Дориана Грея». Дориану Грею был дан такой счастливый подарок: его истинное лицо и портрет поменялись местами. Но ни у кого из нас нет такой чудной картины за спиной, которая бы принимала на себя все неотвратимые изменения, произошедшие с нами в жизни. Я знала одну девушку ясной красоты, я сделала ее портрет. Прошло пять лет, и я вижу, как жизнь жадного потребления отразилась на ее лице. Ее и сейчас можно назвать красивой, но черты лица стали резкими, жесткими, чувствуется, что ушло что-то очень важное, ушла та самая одухотворенность, которая в ней была. И я здесь опять процитирую Померанца: «Самого прекрасного, самого главного в жизни нельзя схватить. И потому не так важно, что годы уменьшают и уменьшают возможность схватывать, присваивать, вкушать».
Надежда Лялина: У Вас очень интересная техника работы с изображением, расскажите о ней.
Я использую «палимпсест» – как технический прием и как образ многослойности жизни: ты смотришь на то, сквозь что просвечивает прошлое и на что отсвечивает будущее.
В основе – холст, фон которого может быть неоднородным, его я подбираю интуитивно. Например, мне кажется, что здесь нужны прямые графические линии – радиосхема, а здесь – орнамент, что-то декоративное, как для татуировки или граффити, и в этом случае я использую шелкогрфию. Поверх этой фактуры я начинаю рисовать. Сам по себе рисунок получается слишком реалистичным, и я, стараясь сделать его лучше и лучше, наконец захожу в тупик. Тогда я закрашиваю всё белой краской. Что-то проступает сквозь этот слой. И вот это «что-то» я начинаю вытаскивать, начинаю снова рисовать, но не обводить старое, а проводить линии чуть-чуть рядом, создавая новую оптику. Я не знаю, что получится в конце — каждый раз это борьба с материалом.
Ася Филиппова: Ваши картины напоминают штудии эпохи Возрождения, почему Вы обращаетесь к этой традиции?
В свое время я, конечно, просмотрела очень много альбомов Микеланджело, Леонардо и других великих художников. Когда работала над проектом, я вспоминала, как мне нравились композиции в этих штудиях: фигура – и вдруг рядом с ней какой-то увеличенный фрагмент тела, прорисованная кисть руки, драпировка или еще что-то. Мне кажется, что эта фрагментарность очень близка нашему времени, когда, как зумом фотоаппарата, что-то выхвачено и проработано детально, а что-то неясно и только набросано, какие-то части будто случайно соединяются, а другие разрознены.
Для художников Возрождения это были вспомогательные наброски к большим полотнам. Но мне хотелось использовать именно этот прием – такая незавершенность, даже хаотичность мне нравятся больше, чем досконально проработанные, «зализанные» картины. В своих работах я оставила все вертикально-горизонтальные вспомогательные линии, первоначальный поиск композиции. Я могла бы их убрать, мне ничего не стоит стереть их или замазать. Но, на мой взгляд, именно они придают дополнительную остроту рисунку. И холсты я специально не натягиваю на подрамник, мне нравится, что они висят как ободранные шкурки – такие неровные, «живые».
Надежда Лялина: В Ваших картинах люди будто сплетаются, сливаются друг с другом.
Мне как-то приснился круг, туннель, в котором много людей, и все друг через друга просвечивают – так я написала одну из работ. И здесь мы возвращаемся к теме палимпсеста. Для меня мир – это единый поток жизни, энергии, ощущений, эмоций. Поэтому люди в моих картинах как бы смешиваются, перетекают один в другого.
Одна работа «Нереальный пейзаж» визуально выделается из общего ряда, на ней изображена перспектива железнодорожного полотна. Но и в этот пейзаж я вписываю человеческие силуэты. В этой картине и рождение, и смерть – все одновременно: мы все ходим по чьим-то могилам, по чьим-то захоронениям. Это довольно спонтанные вещи, мне сложно их описать. И, хотя я опираюсь на конкретные идеи и темы, в процессе работы начинает проявляться что-то иное, возникают какие-то чисто визуальные необъяснимые образы, и я воплощаю их.
Надежда Лялина: А с кого вы писали портреты?
Сейчас особо никто не позирует. С натуры я писала только моего отца и одну девушку. Остальное – по фотографии или по памяти. Это мои друзья, соседи, знакомые. Все хотят видеть себя красивыми, а я не рисую комплиментарно, я ловлю какое-то выражение лица, что-то нездешнее, трансформирую его. Моя соседка, ей 74, очень возмущалась, что получилась «похожей на мужика», просила, чтобы я дорисовала прическу какую-нибудь. (Смеется). А мне кажется, я рисую человека в том моменте, когда он прекрасен. Мы все прекрасны.
Ася Филиппова: Расскажите про Вашу работу из гипсовых слепков.
Мой папа очень болен, и идея панно возникла, когда я составляла папе ежедневный рацион медикаментов. Я поняла, что наши с ним дни, месяцы, годы складываются из приема этих таблеток. И когда я представила их в виде панно, получился календарь. Издалека это выглядит как шумерские глиняные таблички, как клинопись, а подойдя ближе, видишь, что это блистеры от разных таблеток, маленьких и больших. И вот это очень грустно, когда твоя жизнь складывается уже не из каких-то интересных событий, волнующих встреч, а из определенного набора лекарств.
Надежда Лялина: На вашей выставке были представлены две видеоработы – как они соотносятся с остальным?
Это два окна, и они перекликаются между собой. Одно окно наполнено ушедшими жизненными событиями – оно посвящено моему отцу. Другое – направлено в пространство иное, оно посвящено нашему ушедшему навсегда другу, и это видео делала молодой режиссер Анна Шапиро. Она снимала вид из окна всю ночь до утра. Получившийся материал она потом монтировала с другими визуальными образами, с цитатой из Тарковского. Этим видео мы хотели показать, что смерти нет.
Надежда Лялина: Почему для другой видеоинсталляции Вы использовали настоящую оконную раму?
Я назвала эту инсталляцию «История одного окна». Это окно из папиной мастерской, я в прямом смысле взяла его оттуда – вынула из проема. Папа, всю жизнь глядя в это окно, видел один и тот же пейзаж, на фоне которого произошло все: он ушел на войну, потом вернулся, родились дочери, потом внуки, я стала художником, сменилась эпоха. И вот я смотрю в это же окно, как и он когда-то. Я поняла, что в этих двух створках, как в книге, пролистываются страницы нашей жизни. У меня возникла идея: книга-окно. На протяжении пяти лет я снимала, как отражается смена погоды в одном и том же пейзаже.
Создать видео мне помог графический дизайнер Георгий Дралкин: он технически воплотил и развил мои идеи, придумал, как осуществить проекцию на окно, чтобы оно, оставаясь прозрачным, четко транслировало видео. В звуковом ряду мы использовали различные шумы: обрывки знаковых новостей по радио, лай собаки, звук ложки, размешивающей сахар в бесконечном чае, крики мальчишек, играющих в футбол, и многие другие – тоже как бы «звуковой» палимпсест. Короткую часть музыкальной фразы взяли из моего любимого сериала «Николай Вавилов», музыку для которого писал Владимир Мартынов. Весь звуковой ряд – это метафора «шума времени».
И вот на стеклах окна, на фоне одного и того же пейзажа, идет смена изображений: орден Красной Звезды, большие неотвратимые буквы КПСС, олицетворяющие советский строй, папины эскизы к картинам, его вставная челюсть, его записная книжка, из которой постепенно вычеркиваются телефоны друзей, уже ушедших в мир иной. Вот он сам отражается в окне. Окно статично, пейзаж за ним один и тот же, меняются лишь времена года. И на этом фоне проходит вся жизнь, с ее большими и малыми событиями. Она пролистывается, выпадает из рук, уходит из тела. Мне хотелось понять, как это происходит – как живое превращается в неживое, в память.
Ася Филиппова: Какие у Вас дальнейшие планы?
Этой выставкой завершился проект, над которым я долго работала. И хочется начать что-то совсем другое, взяться за что-то совершенное новое для меня.